По рассказам очевидцев
Вспоминает жительница Карца МАДИНА.
— Этот год ничем не отличался от предыдущих. Жили тихо, мирно, трудились, растили детей. Разве что, как и по всей России, ощущали трудности переходного периода.
На момент начала этих трагических событии, у нас с супругом было трое детей и мы жили отдельно от родителей мужа. Квартира наша находилась в многоэтажном доме в посёлке.
Как и сегодня, октябрь 1992 года выдался необычно тёплым и солнечным. Каждый был занят своим делом.
Сначала начали приходить тревожные слухи о том, что в городе начались массовые задержания рабочих, студентов, сотрудников правоохранительных органов, простых жителей из числа ингушей.
В моём родном посёлке стояла звенящая тишина, не было слышно ни шума автомобиля, ни мычащих коров, ни детского шума.
У калиток своих домов стояли женщины и тихо переговаривались, сообщая друг другу о бесчинствах, творящихся в городе и в других населённых пунктах, хотя многие в такое и не верили.
И когда у меня спрашивают, почему мы сразу не выехали, тем более, когда в семье трое малолетних детей, я всегда отвечаю, что мы просто не верили в то, что такое вообще может произойти, тем более в конце двадцатого века. И происходящее нам казалось чем- то не вероятным.
Более того, во всех населённых пунктах, где проживали ингуши, все въезды и выезды были заблокированы. Мы очень надеялись на помощь со стороны военных, но тщетно.
В первый же день мы с семьёй перебрались в глубь посёлка к родителям мужа. По улицам в дневное время невозможно стало ходить, так как осетинские снайперы вели постоянный обстрел. Только на нашей улице от их рук погибло несколько мирных жителей прямо у себя во дворе.
Спасением для многих на этот момент были подвальные помещения. За продуктами и тёплыми вещами выходили в тёмное время суток. Так мы продержались три дня. За это время началась так называемая зачистка. Мародёры грабили дома, уносили ценные вещи, угоняли оставленные во дворе автомобили, а лучшие дома поджигали, чтобы скрыть следы мародёрства.
Незавидной оказалась участь тех, кто надеясь на закон и справедливость, остались в своих домах.
Боевики избивали молодёжь и стариков, забирали в заложники, многие из них так и не вернулись. Тех, кто пытался защитить себя, расстреливали на месте.
К концу третьего дня, когда мы поняли, что этот беспредел приближается к нашим домам, мы приняли решение бежать подальше от этого ужаса.
С первой попыткой нам не удалось этого сделать, так как мы наткнулись на засаду, устроенную боевиками. На пути нас встретили пятнадцать человек, вооружённые до зубов. Увидеть безоружных женщин, стариков, детей доставило им невероятную радость. Они начали над нами издеваться. Требуя выдать имеющееся оружие, они избили четырнадцатилетнего подростка. А когда он принёс дедовскую двустволку, это их не устроило и они ещё несколько раз ударили его прикладом.
Потом, они выстроили нас у забора детского сада и начали автоматную очередь поверх голов.
Многие не выдерживали такое издевательство и падали в обморок. После этого она разделили нас на женщин и мужчин.
— Женщин заберём завтра, а этих уведём сейчас, — сказал главный из них.
Все мы были поражены этим ужасом.
Догадываясь о том, что нас ожидает не самая лучшая участь, мы решили добраться до воинской части. Была договорённость с одним из военных по этому поводу и этой же ночью , а нас было тридцать человек, мы оказались в этой части.
Что творилось в казармах не описать никакими словами. До конфликта в Карца проживало более восьми тысяча ингушей и большинство из них спасалось в этих казармах. Безусловно, военнослужащие пытались помочь чем можно, но помощи этой нам явно не хватало.
В этот момент моей семье очень повезло. Из окна своей квартиры нас случайно увидела моя золовка. Она смогла сделать так, чтобы мы оказались в её квартире, где от холода и голода спасались несколько десятков людей.
Повезло и мужчинам, которых забрали из нашей группы. Оказывается, не хватило транспорта, чтобы переправить их в Южную Осетию. Их отпустили, пообещав на завтра их снова забрать. Но, наши мужчины тоже смогли перебраться на территорию воинской части.
Две недели продолжался этот ужас. В казармах стоял жуткий холод, не хватало еды. Спустя некоторое время женщины умудрялись ночью пробраться в свои дома и приносить муку и другие продовольственные запасы.
Я помню, как моя золовка выпекала лепёшки и носила их в казарму. Мой свёкр, достаточно пожилой мужчина старался в, первую очередь, накормить детей, сам в это время голодая.
Ещё раз повторюсь, что мне и моим детям повезло, так как мы эти две недели жили в квартире.
Я более чем уверена, окажись в этих условиях мой сын, которому на тот момент было шесть месяцев, он точно не выжил бы.
Ужас заключался не только в том, что были жуткие условия, но и в том, что на территорию части периодически привозили трупы молодых ингушских ребят. После так называемой зачистки, в посёлке по нескольку дней лежали наши убитые односельчане. Хоронить их на поселковом кладбище было невозможно, и поэтому хоронили на пустыре, около злополучного садика.
У нас был старый автомобиль, который смог завести только мой супруг, по этой причине мародёры не смогли его угнать. В те трагические дни он превратился в печальный катафалк, на котором собирали трупы убитых ингушей.
После двухнедельного ужаса жителей посёлка стали вывозить в Ингушетию.
Помню, как я одна с тремя детьми стояла на площади в Назрани. В тот день было очень холодно. С трудом нашла своих дальних родственников, прожила у них несколько дней, а затем уехала в Грозный к своим родителям.
Сейчас, как и много лет назад, я живу в своём поселкее. Но возвращение в родной очаг было очень тяжёлым и долгим. К, сожалению, уже нет в живых моего свёкра.
Мои дети выросли и окончили школу в Ингушетии. У каждого у них своя семья.
Трудностей хватает. Поменять паспорт – проблема, устроиться на работу невозможно.
Пройдя все круги ада этнического конфликта, как ни странно, у меня нет ненависти к простым жителям этой республики. Они такие же, как и мы, хотят жить в мире, иметь стабильную работу и растить своих детей. У нас родственные фамилии, наши предки жили бок о бок и нам в принципе нечего делить.
Б. Гадиев