В год выселения уроженцу небольшого хутора Лерга бене, что в окрестностях Галашки, Яхъе Дзангиеву, как раз исполнилось четыре годика. Конечно же, это не возраст, чтобы осознавать весь драматизм и несправедливость происходившего тогда с его семьей, народом, Отчизной. Но, тем не менее, некоторые образы того трагического дня детская память все же запечатлела.
-Помню, что мы долго шли пешком. От Лерга бене до Галашки, где нас ждали грузовики, чтобы отвезти на вокзал в Слепцовскую (ныне г. Сунжа) было где-то 2 километра пути. Дороги, чтобы мог проехать автомобиль, к нашему селу не было. Я был маленький и мне тот путь вообще показался бесконечным. Прибыв на место, мы увидели большое число Студебеккеров и расположившихся вокруг них солдат. Горели костры, в котлах варилось мясо. Не для нас, конечно. Для себя. В Слепцовской я впервые увидел поезд. С платформы в вагон люди забирались по трапу. Вокруг везде были люди в форме и с оружием. С чего-то я решил, что трап хлипкий, и когда я на него взберусь, он сломается. Это чувство меня не покидало все время, пока мы с мамой стояли и ждали своей очереди подняться по нему. И на случай, если такое произойдет, чтобы в давке не потерять маму, я крепко вцепился в подол ее платья и не отпускал, пока мы не оказались внутри товарняка, — вспоминает Яхъя Бисолтович.
Чуть позже он расскажет, как после возвращения специально приехал в Слепцовскую, чтобы вновь посмотреть на то место, откуда начался тот далекий, адский путь, который отнял у него отца, мать, детство…
-Что там рассказывать… Страшное это было время. Голод, холод, болезни, отчаяние. Не вериться, что мы выжили. Чтобы выдержать испытания, которые мы перенесли тогда, выдержать и не потерять при этом человеческое лицо, надо обладать огромным мужеством и стойкостью. И самое сильное испытание из перечисленных – голод. По прибытии в Казахстан (Павлодарская область, с. Карчалык) нас разметили в доме, где вместе с нами жили еще четыре ингушские семьи. Так как мне было холодно в той одежде, в которой я приехал с Кавказа, сестры обкладывали меня соломой, чтобы я согрелся. И как-то из этого убежища увидел картину, которая на всю жизнь врезалась мне в память. Одна из семей где-то раздобыла муки с отрубями и взялась готовить галушки. Муки было мало и их получилось наперечет. Готовила дочь, ее старенькая мать сидела рядом. Не дождавшись пока они сварятся, старушка выловила в кипящей воде одну их них, и хотела было съесть. Дочь с яростью набросилась на нее, схватила за руку и заставила вытряхнуть галушку обратно в котелок… Голод уродует души людей.
У Бисолта Дзангиева было две жены. Мама моего собеседника, Темиркиева в девичестве, была старшей из них. Она была из известной и уважаемой в Ассинском ущелье семьи и доводилась дочерью тогдашнего тамады Галашки. Муамнат родила Бисолту пятерых дочерей и трех сыновей. Год спустя после депортации она умерла.
Забота о детях полностью легла на плечи Бисолта. Он был человеком видавшим виды. В год убийства Иосифа Черноглаза он попал в лагерь. И не какой-нибудь, а на печально известные Соловки. После убийства первого секретаря Ингушского обкома в феврале 1930 года в регионе начались повальные аресты. Бисолта и его двоюродного брата схватили по пути из Цори в Галашки. Они ездили на свадьбу к родственникам. В этапе, которым шел Бисолт было много ингушей. В Мурманске земляки задумали побег. Присоединиться предложили и отцу Яхъи. Бисолт отказался.
-Отца много лет гложило чувство вины. За несколько лет до этого он убил человека. Кровь ему простили, но себя простить он так и не смог. Отец сказал своим попутчикам, что воспринимает арест и ссылку в лагерь, как кару от Аллаха и не хочет ее избегать. Он отсидел положенные пять лет и вернулся домой.
Лишения лагерной жизни, которые хорошо описаны в литературе, Бислот смог перенести, а вот тяготы депортации нет. Он пережил жену лишь на два года. Его не стало в 1947 году. Семилетний Яхъя остался на попечении старших сестер.
В 16 лет Яхъя устроился на работу. Его взяли шофером в местный колхоз. Говорит, что это было одно из самых радостных событий его ссыльной жизни. Давно хотелось самому стать добытчиком, помогать сестрам.
Пару лет спустя его призвали в армию. Это было в 1959 году. К тому моменту наш герой уже успел жениться. Его включили в некий «германский набор». Служба больше напоминала учебу в военном училище. Выпускников предполагалось отправить для дальнейшего несения службы в Германию. Вместе с ним служили еще 7 ингушей. Говорит, что до этого наших соплеменников брали служить лишь в стройбат. Спустя 11 месяц проект закрыли, а его участников демобилизовали. Яхъе присвоили звание сержант. По возвращении домой его стали звать работать то в военкомат, то в милицию, то в спецслужбы. Яхъя последовательно отказывался.
-Мне просто надоела режимная жизнь, эти подъемы, отбои, учебные тревоги и т.д., — говорит старейшина.
С работой в те годы, да и позже, в Ингушетии были большие проблемы. Семья прирастала новыми членами, а стабильного заработка все не было. От безысходности, Яхья все же вышел на работу милицию, но, согласился лишь на должность водителя. Доход, который приносила эта работа моего собеседника не устраивал и он решил отправиться в знаменитый ингушский «догора».
-Практически с 1962 года только этим и занимался, пока были условия, пока позволяла здоровье. Это были хорошие деньги, получая, которые не нужно была терзать себя, достойный ли это заработок с религиозной точки зрения или нет, — говорит Яхъя.
Видя реакцию Яхъи Бислотовича на разговоры о жизни в ссылке, особо углубляться в тему я посчитал для себя невозможным. К тому же сейчас старейшина серьезно болен. Его глаза увлажнились, и он прямо сказал, что не сможет говорить об этом много. Когда молод и силен, глядя на тяготы, жалеть себя в голову не приходит. Думаешь лишь о способах, как их преодолеть. Прожив же жизнь и оглядываясь назад, задаешься вопросом, откуда же берется столько жесткости в людях, побуждающей власть предержащих обрекать подопечных на такие лишения. Ведь в обратном случае, жизнь можно было бы расходовать не на борьбу с трудностями, а посвятить ее мыслям, как насладиться этим даром Господа.
-В депортации нас спасли стойкость наших мужественных мужчин и женщин, взаимовыручка и милосердное отношение друг к другу. Это должно быть примером для подрастающих поколений ингушей. Всегда, в любой трудности оставайтесь мусульманами, людьми, г1алг1ай, и все у нас тогда получится, — заключил Яхъя Дзангиев.
Адам Алиханов